28-летний казанец Булат Ханов – новое имя в литературной России. В 2018 году он стал лауреатом двух престижных литературных премий «Лицей» и «Звездный билет». В 2019 году свет увидел его второй роман «Гнев», а этим летом выйдет и третий роман «Развлечения для птиц с подрезанными крыльями». По итогам прошлого года молодой писатель вошел в «Топ-30 знаменитых людей республики». О профессии, книжном рынке и вдохновении мы побеседовали с выпускником Института филологии и межкультурной коммуникации КФУ Булатом Хановым.
– Булат, когда вы решили поступать в Институт филологии и как выбрали будущую специальность?
– Изначально я планировал поступать только в КГУ. Последние школьные годы я планомерно готовился к поступлению на один из гуманитарных факультетов. После сдачи экзаменов подал документы на юрфак, социологию и филфак. На юрфак я не прошел по баллам. Тогда узнал, что меня приняли на бюджет на филологический факультет, и я даже не раздумывал, ни в какие другие вузы не подавал документы.
– То есть вы бы могли стать юристом и вообще не заниматься писательством?
– Нет, литература всегда меня интересовала. Так или иначе, я бы практиковал написание прозы, но скорее всего моя литературная деятельность была бы иной, выбери я юриспруденцию. Но я не воспринимаю писательство как профессию, скорее как миссию, которую добровольно на себя возложил. В прозе я скорее реализуюсь – то, что не удается воплотить в жизни, получается в вымышленном мире.
– Как прошли ваши студенческие годы?
– Студенческие годы я считаю одними из самых лучших и самых интересных в своей жизни. Они были заметно интереснее, чем школа. Мне как-то удавалось и учиться, и постигать мир, который выходил за пределы учебы. Не так, чтобы я ходил только в универ и библиотеку, готовился к докладам и ничего не видел. Вообще студент учится распределять свое время – тратить его и на развлечения, и на учебу сбалансированно.
– Может ли институт научить человека писать?
– Здесь все происходит усложненным образом. Конечно, писать институт филологии не учит, потому что это не литературный институт и не многочисленные писательские курсы. Филология дает хорошее образование и учит отличать дурной текст от хорошего, то есть она формирует вкус, развивает чувство языка. Когда студент читает не только обязательную литературу, но пытается разобраться и в дополнительной, не обязательно во всем подряд, а в том, что его увлекло, то мне кажется, он находится на верном пути. Развитие языка, чувства стиля и красоты должны появляться, когда преподаватель делает шаг навстречу, привлекает студента, а студент тоже тянется к предмету.
«При работе на долгой дистанции вдохновение не спасает»
– Сложно ли было найти первую работу после окончания университета?
–На первой работе я преподавал в школе русский язык и литературу. Человеку с филологическим образованием просто устроиться в школу, потому что в школах дефицит учителей. Достаточно было просто сходить в РОНО и узнать список школ, куда требуются учителя русского и литературы. Я работал один год, пока учился в аспирантуре. Потом совмещать оказалось тяжело.
– Вы же туда пошли с идеей использовать этот опыт для написания романа «Непостоянные величины»?
– Да. Я понимал, что если мне не понравится, по крайней мере, я получу тот опыт, который мне пригодится. Вообще писатель – это существо, которое даже самый отрицательный, негативный опыт может переработать в продукт и извлечь из этого пользу. Я не говорю про пользу материальную, скорее о новом опыте, позволяющем осмыслить себя в этом мире.
– Долго вы писали этот роман?
– Месяцев восемь. Если дисциплинировать себя и приучить работать ежедневно, то дополнительных сложностей не возникает.
– Как вообще избежать прокрастинации? Она вам знакома?
– Думаю, каждый человек современности так или иначе знаком с прокрастинацией, потому что не верит в свои силы и параллельно делает много разных дел. Избежать прокрастинации можно простым путем: ставить определенные цели, записывать их в ежедневник и в конце дня сверять, что из этого сделано. Если ты видишь, что каждый день ставишь цели и не выполняешь их, появляется чувство вины, и чтобы эту вину загладить, ты на следующий день все выполняешь. Надо приучать себя так работать.
– Писателю нужно вдохновение?
– Конечно, есть какой-то первый импульс, образ, который появился. При работе на долгой дистанции вдохновение не спасает, поэтому нужно работать ежедневно, а все самое интересное, необычное приходит во время работы. Когда человек пишет, один образ цепляется у него в голове с другим, потому что воображение активно работает только тогда, когда текст переносится на бумагу.
«Главное – не становиться брюзгой»
– Давайте поговорим о вашем романе «Гнев». В чем истоки гнева вашего главного героя?
– Главный герой трудится там, где ему не нравится трудиться (в университете – Авт.), живет с человеком, которого не любит, он сам не знает, чего хочет, поэтому в общепринятом смысле он неудачник. В романе речь не идет о том, что его гнетет КФУ, КГУ или МГУ. Университет – это такая среда, которая с одной стороны, вкладывает в человека какие-то высокие идеалы, ориентирует его на духовную жизнь, а с другой стороны, не может дать всего желаемого. Это наиболее заметно в парижских протестах 1968 года, когда студенты Сорбонны, казалось бы, лучшего университета, бастовали и требовали лучшей программы, лучших преподавателей, изменения конституционного строя. Университет воспитывает своих подопечных так, чтобы они желали большего, но в то же время, чтобы этого большего они достичь не могли. Парадоксальный случай! И центральный персонаж «Гнева» оказывается заложником этой ситуации. Вдобавок в отличие от некоторых других героев романа он не может найти ориентир в этом мире. Если присмотреться, то можно увидеть: изображенные в книге преподаватели и студенты – вполне порядочные люди, но центральному персонажу никто и ничто не нравится.
– Насколько эта точка зрения совпадает с вашей?
– Моя собственная точка зрения такова, что если к чему-то душой сильно привязываться, то неизбежно начинаешь искать в этом недостатки, неизбежно начинаешь это обличать. Проблема героя в том, что он слишком привязался к университету. Я смотрю на это со стороны и вижу определенные недостатки, например, связанные с местом разных факультетов в университете. Понятно, что на физиков выделяется больше денег по логичным причинам, чем на какие-то гуманитарные специальности. Но в то же время говорить, «ах, какие все плохие, студенты слушают рэп» – это какой-то кошмар. Главное – не становиться брюзгой, а видеть какие-то моменты и не завидовать другим, не пытаться быть злобным. В университете я видел преподавателей, которые становились злобными, не вели свои предметы с интересом, с любовью к студентам. Они не считались с чужим мнением. Эта закостенелость и консервативность отразились в главном герое. В книге в первую очередь осуждаются безволие и слабохарактерность героя, а не университетские нравы, которые везде и всегда примерно одинаковые. Моя оптика не совпадает с точкой зрения центрального персонажа.
– А как считаете, нужно ли в современном мире университетское образование?
– Вопрос уходит к тому, нужно ли обязательное образование вообще. Есть мнение, что эпоха Просвещения оказала больше вреда на человека, чем пользы – человек стал отчужденным от природы, не знает своих истинных потребностей, ему с детства внушают, что он должен грамотно писать и читать. Но в то же время мы не можем сказать, стали ли люди счастливее от этого. И опять же вопрос зависит от точки зрения – чего мы требует от человека. Если мы хотим, чтобы он был конкурентоспособным, умел видеть закономерности в окружающем мире, влиять на него, университетское образование нужно. Я не могу поверить в благодушные истории про самородков, которые, не получив университетского образования, прочитали целые библиотеки и стали мудрецами или основателями корпораций. В любом случае человек должен получить классическое образование, чтобы состояться в этом мире, а потом он уже может сам решать, кем ему быть – управленцем, революционером либо еще кем-нибудь.
«Меня больше читают в Москве и Петербурге, чем в Казани»
– Над чем вы сейчас работаете?
– Сейчас я временно не пишу, точнее, завершаю разные проекты. Примерно шесть месяцев я писал маленькие рассказы, которые публиковались в «Учительской газете», а также на других ресурсах, участвовал в проекте «Война и мир в отдельно взятой школе», это роман-буриме. Сейчас планирую работать над сборником рассказов о будущем. У меня есть определенные замыслы, но делиться ими я не буду. А в августе выходит мой новый роман «Развлечения для птиц с подрезанными крыльями» про молодых людей в национальной республике, выдуманной, это не Татарстан, не Башкортостан, не Марий Эл, а что-то среднее. Они пытаются действовать и не брюзжат по поводу действительности, как главный герой «Гнева», не боятся показаться смешными и действовать на свой страх и риск.
– Сложно ли писателю не из Москвы и Санкт-Петербурга пробиться на федеральный книжный рынок?
– Автор из Москвы и Санкт-Петербурга имеет то преимущество, что он сразу оказывается в литературной среде. В Казани литературная среда несколько иная, консервативная, замкнута на самой себе. Как правило, местные писатели и читатели плохо представляют, что творится в российской литературе. Они спрашивают: «А вы печатались в журнале «Казань», в журнале «Идель»?» Считается, что если я не публиковался в журнале «Идель», то я как автор уже не существую. При этом говоришь им какие-то известные имена – Пелевин, Сорокин – они что-то там такое слышали…
– Да ладно! Вы серьезно?
– Да, они говорят, что это все постмодернизм, им не интересно. То есть Гузель Яхину и Дениса Осокина они знают. У авторов из провинции есть возможность попасть в литературную среду несколькими путями. Первое – это найти агента. Честно говоря, не знаю, как работать с литературными агентами, поэтому не могу ничего про это сказать. Второе – если автор молодой – ездить на семинары молодых писателей, которые проводятся в Москве и других городах, знакомиться с редакторами, предлагать им свои тексты. Но в любом случае если автор не созреет, если его текст будет не на уровне, то за него никто вступаться не будет. Но есть и положительная сторона. Если это кто-то свой, родственник, если сын или брат предлагает текст для публикации в каком-нибудь издательстве, то, скорее всего, его не издадут, потому что это финансовые риски. Они издадут его раз, потеряют на этом деньги, репутацию издательства, когда он провалится, поэтому предпочитают выискивать действительно хорошие тексты, которые могут заинтересовать широкий круг читателей. Еще добавлю, что, как правило, основной сбыт книг происходит в Москве и Санкт-Петербурге, до провинции доходит мало книг. Парадоксально, но меня больше читают в Москве и Петербурге, чем в Казани. Я не скажу, что рад этому. Удивляюсь самому факту.
– Как вам удалось выйти на федеральное издательство?
– Я участвовал в премии для молодых авторов «Лицей», отправил рукопись, меня выдвинули в шорт-лист и затем я получил третью премию в разделе «Проза». Это вполне хороший способ засветиться для провинциального автора. Но еще раньше, несколькими неделями до того, как я получил эту премию, мою повесть «Дистимия» порекомендовал главному редактору журнала «Октябрь» Ирине Барметовой мой хороший друг критик Евгений Ермолин. Ирине Барметовой эта повесть приглянулась, так она была опубликована в журнале. А в этом журнале работала критик Валерия Пустовая, которая предложила текст издательству «Эксмо». «Эксмо» повесть не подошла, но они попросили другие мои рукописи, и таким образом «Гнев» получил публикацию, а затем на волне локального успеха опубликовали и мой первый роман «Непостоянные величины».
– Вы – лауреат литературных премий, по итогам прошлого года вошли в «Топ-30 знаменитых людей республики». Что чувствуете, когда узнаете о своих победах?
– То, что я вошел в «Топ-30 знаменитых людей республики» по версии журнала «Собака» я скорее воспринял с иронией. Есть гораздо больше знаменитых людей. Выпускать визитки с записью «Вошел в топ 30» я точно не стану. Для меня важно признание, упоминание в СМИ, но важнее чувство понимания того, что я делаю. Не так давно один читатель из Москвы, он учится на сценариста во ВГИКе, написал мне, что ему очень нравится способ, которым я описываю современность, что мало кто из авторов так делает. Он купил 6-7 экземпляров «Гнева», раздарил их своим друзьям по курсу. Для меня это ценнее, чем попадание в «Топ-30 республики».
– А вам не поступали предложения об экранизации ваших произведений?
– С экранизациями сейчас дела обстоят сложно – не так, как в нулевые, когда сценарии запросто покупались и даже могли не экранизироваться, потому что денег было много, и часть романов просто была выкуплена, но никогда не экранизировалась. Сейчас текст должен пройти несколько этапов отбора, чтобы быть экранизированным, потому что это рискованно с точки зрения затрат. Российское кино не очень сильно окупается. У меня есть контакты московских продюсеров, но до конкретных предложений дело не дошло. Потому что нужно заплатить издательству за выкуп прав, нужно заплатить мне, нужно заплатить режиссеру, актерам, реквизиторам, много кому еще.
– Ваши амбиции имеют качественно-количественный эквивалент, в чем-нибудь измеряются?
– Я бы хотел найти группу преданных читателей, которые ждут выхода новых книг, понимают посыл, заложенный в книги, и делятся этими книгами с другими. Насколько широка будет эта группа, не так важно. Главное – ощущать, что я делаю это не зря и что мои мысли интересны кому-то кроме меня. Количественных эквивалентов в виде Нобелевской премии, «Большой книги» (премия, – Авт.) нет, не потому что я возражаю против их получения, но это скорее дополнительные бонусы. Основное упирается в понимание и нахождение своего читателя.
– А большие тиражи?
– Не вижу, как это реализовать, потому что для этого должна быть масштабная рекламная кампания, это, во-первых. Во-вторых, это должен быть автор, который долго работает в литературе, потому что большие тиражи сейчас у Пелевина, Акунина, Водолазкина, людей, которые не первое десятилетие пишут и остаются на высоком уровне. Исключение составляет, пожалуй, опять же Гузель Яхина, но у нее есть тема, которая объективно интересна многим людям, – репрессии, судьба татарских женщин, судьба малого народа, фольклорно-сказочная составляющая. Я скорее ориентируюсь не на массового читателя и не на элитарного, а на читателя молодого, которому небезразлично, что происходит в современной России, который не любит мыслить плоскими штампами а-ля «ватники-либералы», «Киселев-Навальный», который хочет сформировать более сложную картину мира и ищет таких же людей для ее формирования.
Беседовала Ксения Никитина
Фото из личного архива Булата Ханова